1980: резня в Болонье, 85 погибших

Едва лишь 11 марта 2004 года в Мадриде отгремели взрывы, как министры внутренних дел Испании еще до начала расследования уже назвал виновных: сепаратистскую организацию басков ETA. Несколько часов спустя другие высокопоставленные лица заговорили о следе Аль Каиды. Прервав график телевещания для сообщения постоянно поступающей информации, крупные европейские телеканалы занялись анализом возможных последствий этих двух гипотез. Таким образом, они исполнили замысел организаторов терактов – потеряли хладнокровие, дав эмоциям захлестнуть себя. Комментарии этого преступления ничего не сообщили нам о фактах, но многое рассказали о предрассудках комментаторов.

Исторические прецеденты

Функция журналиста должна состоять в анализе событий в соответствии с его внутренней логикой, выбранным оперативным методом, намеченными целями и представляемыми им задачами. В этом он опирается на сравнительное изучение исторических прецедентов. Так, например, приписывать масштабную операцию баскским группировкам только потому, что она произошла в Испании, представляется несколько легковесным утверждением. Мы должны помнить, что наиболее кровавые теракты, происшедшие в Европе с 60-х годов, то есть теракт в Москве (сентябрь 1999, 250 погибших) и теракт в Болонье (1980, 85 погибших), были слишком поспешно приписаны фанатикам, хотя явились следствиями «стратегии напряжённости». Ничто не позволяет утверждать, что эта же схема была применена во время мадридских атак, и мы не будем отдавать этой версии предпочтение перед какой-либо другой. Но ни одна из версий не должна сбрасываться со счетов. Чтобы лучше определить эту проблему, обратимся к примеру итальянских событий.

Как и во время мадридских терактов, 2 августа 1980 года, была выбрана железнодорожная цель: бомба взорвалась на вокзале Болоньи, в результате чего 85 человек погибло и более 150 было ранено. Как и в Мадриде, бомба, заложенная в разгаре лета в зале ожидания второго класса вокзала, являющегося железнодорожным узлом всей страны, была рассчитана на то, чтобы поразить как можно больше людей. А это, в отличие от того, что говорят наши коллеги, специализирующиеся на проблемах терроризма, является целью далеко не всех терактов. И, наконец, цель была народной: в то время Болонья была бастионом итальянской коммунистической партии; в Мадриде мишенью стали пригородные поезда, возвращавшиеся из рабочих кварталов.

В своем расследовании болонского теракта итальянские судьи, вооружившись опытом тяжелых лет терроризма, осуществлявшегося при участии государства, сразу же отдали предпочтение праворадикальному следу. Но их внимание было отвлечено разведданными, предоставленными итальянской военной разведкой, возглавляемой генералом Сантовито [1]. Эти данные направили судей по множеству ложных следов. По их мнению, подтвержденному 23 ноября 1995 года Кассационным судом, « SISMI предоставила им массу трудноподдающейся проверке информации с целью направить расследование в непродуктивное и изнурительное русло».

Трагедия в Болонье стала завершением целой серии особенно кровавых терактов, сотрясавших Италию с начала 70-х годов. Один из первых эпизодов произошел 12 декабря 1969 года. В тот день в 16 часов 37 минут в миланском Сельскохозяйственном банке взорвалась бомба, убив 16 и ранив 88 человек. За несколько минут до этого один из сотрудников Коммерческого банка Италии обнаружил в здании черную сумку с другой бомбой, часовой механизм которой не сработал. Через 20 минут в Риме произошел еще один взрыв в подземном проходе Национального рабочего банка, в результате которого 16 человек получили ранения. Еще два теракта произошли в 17.22 и в 17.30: один у памятника павшим в Риме, другой у входа в музей Рисорджименто. К счастью, в результате этих атак пострадало всего 4 человека.

Презумпция виновности

Были ли заказчиками этих синхронных терактов леворадикалы, праворадикалы или кто-то другой? Следователи сразу же обвинили в четырех взрывах итальянских анархистов. В телексе, отправленном министром внутренних дел Италии 13 декабря 1969 года всем полицейским Европы, власти заявили, что «[их] первые подозрения упали на анархистские круги». В связи с этим, полиция произвела обыски в штаб-квартирах всех организаций левого толка, а также в некоторых праворадикальных организациях, обойдя своим вниманием две главные, Ordine Nuovo и Avanguardia Nazionale. Пресса также оказала влияние на «невероятную кампанию против леворадикалов» [2]. Следствие шло с пугающей поспешностью: было арестовано около десятка членов анархистских организаций «Бакунин» и «22 марта», о причастности которых, по мнению полицейских, говорили «тяжелые косвенные доказательства». Полиция сосредоточилась на анархисте Пьетро Вальпреда, танцоре по профессии. Некоторые его друзья были арестованы после терактов, произошедших в Милане 25 апреля 1969 года в павильоне компании Фиат на Миланской ярмарке и в бюро обмена на центральном вокзале. Его обвинил свидетель, посланный провидением стороне обвинения: речь идет о шофере такси Корнелио Роланди, который позже признается адвокату Вальпреда, что шеф полиции Милана сказал ему, что он должен был узнать обвиняемого. Будучи одновременно членом коммунистической партии и неофашистской партии Италии MSI Вальпреда умер на следующий год от «молниеносной пневмонии без лихорадки», пополнив, таким образом, длинный список подозрительных смертей. Джузеппе Пинелли, железнодорожник-анархист, подозревавшийся в сообщничестве с Вальпреда, выбросился из окна после очередного допроса. Этот драматический эпизод вдохновил нобелевского лауреата Дарио Фо на написание знаменитой пьесы Смерть анархиста в результате несчастного случая.

Следы, которые вели к праворадикалам, в частности, доклад службы контрразведки Италии (SIO) об участии Марио Мерлино и Стефано Делле Кьяйе [3], широко известного фашиста, были тщательно скрыты. Однако, как пишет Фредерик Лоран, «неофашизм – реальность. Для тех, кто изучил эту тему, эта реальность представляет большую опасность, чем фантазматический «террористический интернационал», пугающую картину которого нам регулярно рисует пресса. Невидимые всемогущие руководители неофашизма дергают за ниточки в Москве, Триполи или Пхеньяне» [4].

Стратегия напряжённости

Оглядываясь назад, можно сделать вывод, что конец Второй мировой войны ознаменовал начало регулярного использования государствами террористических методов с целью дестабилизации собственных демократических систем и ограничения личных свобод. Так, «совсем не являясь единичным актом, теракт в Милане явился кульминационной точкой спланированного наступления на парламентский режим Италии. Эта «стратегия напряжённости», как ее назвал журналист Observer является типичным примером. Типичным, потому что начиная с [1968 года] она превратила Италию в настоящую лабораторию подрывной деятельности правых. Типичным также и потому, что в ней отражены техника, применяемая крайне-правыми, методы, которыми они располагают и поддержка, которую они могут ожидать от части государственного аппарата» [5].

«Стратегию напряжённости» можно определить как кампанию, нацеленную на ниспровержение закона и порядка, следствием которого становится кризис доверия со стороны граждан по отношению к демократически выбранному правительству, что, в свою очередь, создает условия для захвата власти военными. Эта стратегия также запросто позволяет вызвать психоз на почве безопасности у населения, которое вследствие этого отдает предпочтение более авторитарным политическим группам. Италия, столкнувшись с обострением политического насилия леворадикальных объединений, в особенности с насилием неофашистов, пользовавшихся покровительством государства [6], приняла серию полицейских и законодательных положений, в большой степени урезавших личные свободы. К этим положениям относится принятый 22 мая 1975 года закон Reale, который «ставит полицию над судебной властью. Полиция может произвести обыск и арестовать человека без ордера судьи, по одному только подозрению. Допросы проводятся в отсутствие адвоката, пусть даже защитника по назначению (что нарушает статью 3 Конституции о равенстве перед законом» [7]. В 1979 году был издан декрет-закон Коссига об увеличении срока превентивного задержания и разрешении прослушивания телефонных разговоров в делах, связанных с терроризмом. Похожие меры были приняты в США и других государствах-союзниках после 11 сентября 2001 года: американский «Патриотический акт», антитеррористические законы Великобритании, Германии и Канады. Во Франции, после принятия закона Пербен II и усиления плана Vigipirate, полиция получила исключительные полномочия в борьбе с терроризмом [8].

Мобилизация общественного мнения против козла отпущения

Хотя исполнители итальянских терактов и были найдены, а некоторые из них – осуждены, мы по-прежнему не знаем имен заказчиков. Единственное, что можно утверждать, - эта стратегия была разработана секретными службами НАТО, и, возможно, исполнители, завербованные в праворадикальных кругах, вышли за рамки полученных приказов. Теракты были совершены при участии агентов, стоявших на высшем уровне в правительстве Италии. По мнению спецслужб НАТО и неофашистов, итальянцы не отдавали себе отчет в красной угрозе, и нужно было заставить их страдать, чтобы настроить против коммунистов. Подобная логика очень близка службам альянса. Московские теракты были совершены в 1999 году, когда премьер-министром стал Владимир Путин. Ответственность за них была возложена на чеченцев. После этого руководители ФСБ допустили вероятность того, что организаторами терактов могли быть офицеры их службы, стремившиеся принудить правительство возобновить войну, что им и удалось. Как бы там ни было, этот тип терактов отличает от других то, что они призваны спровоцировать сильную эмоциональную реакцию, чтобы мобилизовать общественность против выбранного козла отпущения.

Эти примеры доказывают, что мы должны с крайней осмотрительностью подходить к определению заказчиков терактов в Мадриде, тщательно проверяя возможные заявления организаций, взявших на себя ответственность за их совершение