Запад уже был

Джульетто Кьеза (Giulietto Chiesa) родился в Пьемонте в 1940 году. Журналист, с 1980 по 2000 года работал в Москве, сначала как корреспондент ’L’Unita’, а затем в качестве собственного корреспондента газеты ’La Stampa’. Полученный опыт позволил Джульетто Кьеза стать одним из самых авторитетных советологов в мире. В качестве журналиста сотрудничал с множеством изданий: начиная с российских и заканчивая американскими, швейцарскими, германскими и даже радио Ватикана. В проведенных исследованиях - основополагающих для понимания заката Советского Союза - Кьеза обращался к проблемам глобализации, всемирной медиа-системы и войн.

В своих книгах ’Бесконечная война’ и ’Суперплан’ Кьеза излагает созданную им теорию превосходства либеральной экономики, ликвидированной новой мировой сверхэлитой. В июне прошлого года Джульетто Кьеза был избран депутатом Европарламента от группы ’Альянс либералов и демократов в поддержку Европы’ (ALDE).

Мы находимся в самом начале второго срока правления администрации Буша. В первые четыре года его президентства символом отношений между Соединенными Штатами и Европейским Союзом, возможно, стали слова Дональда Рамсфелда (Donald Rumsfeld) о ’старой Европе’. Атлантический океан становился все шире.

Не существует никаких указаний на то, что он перестанет расширяться. Рамсфелд объяснил эту действительность в очень жестких выражениях. Как написал Роберт Каган (Robert Kagan) ’Запад уже был’, и в этом я с ним согласен. Политика неоконсов олицетворяет собой дистанцирование Соединенных Штатов от остального Запада и провозглашение своей автономии. Возможно, они по-прежнему считают себя Западом, но стоит найти новое определение: Соединенные Штаты больше уже не Запад.

Тем не менее, оставив в стороне точечные различия - вопрос об энергоресурсах, стали, Киотском протоколе, соперничество евро-доллар, - в некоторых моментах наши интересы по-прежнему совпадают: в том, что мы называем развитыми странами и остальной частью планеты.

На обширных исторических пейзажах не все становится ясным незамедлительно, но при этом обнаруживают себя идеи-силы. На настоящий момент существует единственная экономическая система, частью которой является также и Европа, принявшая за основу положения этой системы, такие как, например, рыночная экономика. Тем не менее, определенные различия существуют. Несмотря на то, что ’Европа мультинациональных корпораций’ похожа на ’Соединенные Штаты мультинациональных корпораций’, эти два типа экономики по-прежнему отличны друг от друга.

И каким образом страны третьего мира должны воспринимать эти различия?

Ментальная структура европейского рынка не совпадает с ментальной структурой рынка американского. В Соединенных Штатах упорядочивающие принципы капиталистической традиции остались позади, благодаря трансформации всей структуры: собственности больше не существует. В крупных американских компаниях больших семей-владельцев уже нет, на смену собственности пришло господство менеджеров. Это новый, не существующий в Европе класс, который я называю ’суперкланом’.

Почему Европа не может просто отставать на пятнадцать или двадцать лет в применении этой модели? Почему, например, житель Латинской Америки, видевший хищническую политику испанской нефтяной компании ’Repsol’ должен как-то отличать ее от столь же хищнической политики ’Shell’?

Да, Вы правы. Однако, обстановка в мире находится в постоянном движении, быстро меняется, а потому нет времени для того, чтобы Европа пошла в том же направлении. Мы находимся в ситуации небывалого кризиса отношений между человеческим существом и природой. Без этого кризиса вся планета, возможно, оказалась бы поглощена американским мировосприятием, подразумевающим конец западной демократии, конец социальных противоречий и появление мира, гораздо хуже оруэлловского. Тем не менее, европейские мультинациональные корпорации пока не в состоянии следовать за американскими. Гражданское общество Европы в тысячи раз сильнее уже полностью уничтоженного американского. Там мультинациональные корпорации и суперклан могли действовать беспрепятственно. Здесь - нет. И чем глубже становятся различия, тем больше растет здесь реакция общества и государства. И потому проект переноса американской модели в Европу оказывается, в буквальном значении слова, невозможен. Мы сталкиваемся с исчерпаемостью ресурсов и крахом иллюзии об их неисчерпаемости. Это выявляет основное противоречие, на основании которого живет эта система: бесконечность желаний.

Великая фабрика мечты, экономика, основывающаяся на стимулировании бесконечных желаний, бесполезного и импульсивного потребительства, сталкивается сегодня с действительностью, в которой средства не бесконечны. В ближайшие двадцать лет это противоречие вызовет взрыв, и это произойдет много раньше возможного приспособления Европы к существующей модели.

Неоконсам принадлежит заслуга преподнесения миру очевидной модели развития и господства. Но, если речь будет идти лишь о времени, успеет ли Европа - Европа сформировавшегося гражданского общества, сложных политических структур; Европа - сторонница охраны окружающей среды и пацифизма - спасти планету от кошмара предлагаемой неоконсерваторами модели?

У нас нет никаких гарантий, что мы сумеем остановить их. Вставать в оппозицию - значит начинать предпринимать конкретные меры для того, чтобы остановить их и поставить условия. И это не значит, что лучшие идеи возьмут верх. Но, если нынешний кризис приводит к такой напряженности в отношениях между Соединенными Штатами и Европой, можно себе представить, что творится в других - враждебно настроенных и отличных - цивилизациях и культурах: в Китае, Индии, мусульманском мире, России, которая отнюдь не мертва. Это те реалии, которые приходят в столкновение с всеобъемлющими притязаниями единоличного мышления и уравнением между национальными интересами Соединенных Штатов и мировым господством.

Сегодня национальные интересы Соединенных Штатов приходят в столкновение одновременно со всеми национальными интересами прочих исторических реалий. Если сегодня и можно говорить о столкновении цивилизаций, то происходит она не между Западом и Исламом, а между Соединенными Штатами и остальным миром. Для меня это совершенно очевидно.

Хорошим примером может послужить Латинская Америка. Каким образом четырехлетие правления Буша ускорило продвижение политики, согласно которой, что хорошо для Соединенных Штатов - хорошо и для всего остального мира; ускорило продвижение их проекта гегемонии, ’нового американского века’?

Ускорение произошло от того, что нынешняя правящая в США верхушка - как ее научно-технические, так и религиозные представители - думают об Апокалипсисе. Я говорю об этом без иронии. Религиозные неоконсерваторы действительно думают об Апокалипсисе, об этом уже писали Гор Видал (Gore Vidal) и другие. В своем видении мира они убеждены, что необходимо противостоять громадной трагедии: либо преобразовать ее, либо уничтожить. Вполне очевидно, что они думают об ужасающем палингенезисе.

Но при этом, с научной точки зрения, нам известно, что у наиболее хорошо информированных правителей много раньше событий 11 сентября были все факты для того, чтобы предположить, что события, подобные названным, могут оказаться весьма полезными. В проекте ’Новый американский век’ содержится решающее определение: для преобразований, которые мы хотим провести в мировой политики, в нормальных условиях потребовался бы громадный период времени. Тем не менее, мы должны рассуждать так, словно значительное сокращение этого переходного периода произошло искусственным путем.

Они знают, и мы знаем, что любые протесты отпадут незамедлительно, так что им необходимо силой произвести вышеназванное сокращение. Цитата заканчивается следующими словами: за исключением случая, когда произойдет событие подобное новому Перл-Харбору.

Там дословно так и написано ’Like a new Pearl Harbor’, это не мною придумано. Они знают, что мир в самом скором времени начнет предъявлять им счета. Истощение ресурсов станет близким, очевидным и неизбежным, и Соединенные Штаты должны незамедлительно приступить к решению проблемы мирового господства и владения всеми ресурсами этой планеты. В две минуты этого не сделать и в ожидании будущего мощного столкновения, столкновения с Китаем, необходимо действовать заранее. Этого заглатывающего ресурсы большого прожору, который быстро растет и вступит в соперничество с Соединенными Штатами, необходимо остановить как можно раньше!

С точки зрения геополитики и антикитайской перспективы в определенном Вами сценарии вполне в порядке вещей оказался бы стратегический союз с Россией. Тем не менее, мы становимся свидетелями политической конвергенции в вопросах терроризма, сопровождающейся геостратегической дивергенцией в отношении Кавказа и Средней Азии. Это, вполне вероятно, составная часть американской идиосинкразии, стремящейся к полной ликвидации врага. Но лишь вместе с сильной Россией Соединенные Штаты смогут создать санитарный кордон вокруг Китая.

Это предполагало бы уровень умственного развития американской политической элиты много выше того, который, как показывают факты, у них есть. Они думают об использовании силы по всем направлениям. На сегодняшний день Соединенные Штаты не хотят ни союзов, ни союзников, им нужны холопы и подчиненные. Имперская политика полностью ослепила их. Они поспешно решили, что колонизировали Россию при помощи Ельцина. Они решили, что этого достаточно.

После ликвидации Ельцина они согласились с приходом Путина к власти и решили, что он будет придерживаться политики своего предшественника. К несчастию это не так. Путин - человек, склонный к самым чудовищным играм власти. Но Путин - русский. Именно эта деталь выявляет страшное беспокойство неоконсов. Они не читали Фернана Броделя (Fernand Braudel), они представления не имеют о глубинных силах истории и считают, что колонизовали Россию окончательно.

Но они не сделали этого. И в настоящий момент перед нашими глазами происходит раскол в отношениях между Россией и Соединенными Штатами. Преемники Ельцина, те, кто развалил Советский Союз, на протяжении некоторого времени спекулировали тем, что они являются частью игры, в действительности, угрожающей им. Владимир Путин проницательно ощущает, что Соединенные Штаты готовы нанести по ним удар. Чеченская война была разработана американцами. Важную роль сыграла Турция, свою лепту внесли спецслужбы. Они позволили действовать тем, кто финансировал чеченский терроризм - саудовским вахабитам, пакистанской ИСИ, турецким спецслужбам.

И не даром в самый разгар чеченской войны и в ожидании падения Бориса Ельцина президент Клинтон (Clinton) посетил Анкару для подписания соглашения о строительстве нефтепровода, который, в обход России, пойдет по территории Грузии и Турции. Чеченская война была великолепным образом использована для нанесения Ельцину удара в спину, в то время как к нему относились как к какому-нибудь Квислингу (Видкун Квислинг [Vidkun Quisling] - премьер-министр Норвегии, содействовал захвату страны фашистской Германией, его имя стало синонимом предательства - прим. пер.).

Можем ли считать, что Путин этого не понял? Путин осознал, что в этой игре ему отводится лишь второстепенная роль. Но он хитер и считает, что Россия должна быть великой. Путин постарался сделать все возможное для того, чтобы Россия не стала для Соединенных Штатов мишенью. Но ему это не удалось. Только мы выбрались из миража борьбы против международного терроризма, как игра стала проясняться: наступление на Путина началось с выхода на политическую арену миллионера Михаила Ходорковского, собиравшегося продать ’ЮКОС’ ’Exxon-Mobil’ за 25 миллиардов долларов. Путин эту игру раскусил, Ходорковского арестовал и начал собственную партию. Такие вещи не говорят, их делают.

Неожиданно ’The New York Times’, после долгих лет молчания, публикует пространный неподписанный редакционный комментарий, в котором обращает внимание на опасность российского ядерного оружия. Об этом не говорили после того как Ельцин передал секретные коды российского ядерного оружия Соединенным Штатам. Оказавшись у власти, Путин по-тихому эти коды обновил, ничего не сообщив об этом американцам. И вот, внезапно, российский ядерный арсенал вновь становится новостью с первых полос, и ’NYT’ просит о том, чтобы России помогли это оружие вывести из боевой готовности. Но Путин этого совсем не хочет, а Соединенные Штаты сегодня не в состоянии противопоставить ему что-то реальное, они могут лишь разговаривать в имперских терминах.

Вернемся к отношениям с Европой: есть некоторые страны, которые вне зависимости от цвета своего правительства дистанцируются от Соединенных Штатов, но есть и другие не менее важные правительства, которые вовсе не собираются отказываться от подчинения унилатерализму Вашингтона.

Это верно, хотя у меня есть диссидентское объяснение этой ситуации. Не случайно Германия и Франция, пренебрегая соответствующим политическим большинством, одинаково отреагировали на политику Соединенных Штатов. Это физиологическая реакция большого политико-культурного значения. Две самые могущественные государственные структуры Европы представляют собой последние останки демократических положений государств Запада. Это не каприз Герхарда Шредера (Gerhard Schroeder) или Жака Ширака (Jacques Chirac): ’Европа наций’ - это последний бастион на пути ’Европы мультинациональных корпораций’ и конца демократии. В Европе сосуществуют две души: Европа наций и народов и Европа мультинациональных корпораций. И между ними пролегла глубочайшая пропасть.

Парадокс заключается в том, что это Европа наций, более интеллектуально развитая Европа создала Европу мультинациональных корпораций. Это она поняла, что многие решение не могут приниматься государствами-нациями. И здесь еще сохранился клочок демократии, клочок, представляющий гражданское общество.

Институциональные структуры буржуазной и либеральной демократии таким образом защищаются от идеи, в соответствии с которой сама концепция либеральной демократии была сметена суперкланом, являющимся противоположностью либеральной демократии. Этот процесс находится в развитии. И я не знаю, кто выйдет победителем: мультинациональные корпорации, рассуждающие в терминах Уолл-Стрит или национальные государства. Но я очень надеюсь, что соединенные национальные государства Европы смогут организовать контрнаступление против отмеченного суперкланами конца демократии.

Тем не менее, вступление в ЕС десяти новых стран, а также перспектива вхождения Турции были отмечены особым интересом Соединенных Штатов и Великобритании, стремящихся к ослаблению и расчленению европейской конструкции.

Это именно то, что я вижу своими собственными глазами здесь, в Брюсселе. Вступление новой десятки ослабляет Европу. Европа не сумела посмотреть на свой восток. Германия Хельмута Коля (Helmut Kohl) посмотрела лишь на другой кусок Германии. А на Соединенные Штаты была возложена задача реконструировать Россию и восток Европы. США задачу эту поняли - в узком смысле колонизации - и добились фантастического и незамедлительного успеха, собрав все эти страны под свое правление. И сделали они это, используя НАТО. Так что ЕС объединила Европу лишь после того, как Соединенные Штаты сделали это посредством НАТО.

Носит ли это достижение США характер постоянного? Не думаю. Общественное мнение Востока (Европы) оказалось более восприимчивым к идее Европы, чем их правящие классы. Война, к которой большинство правительств Восточной Европы с энтузиазмом присоединились, ужасает жителей этих стран так же, как и западных. Так что мы не знаем сколько времени продлится американская гегемония. В настоящий момент, напротив, проступают контуры Европы в составе Германии, Франции, Испании, Греции, которая несмотря на правоцентристское правительствонастроенакрайнеантиамерикански,Италии, в случае падения Сильвио Берлускони (Silvio Berlusconi). . . Таким образом сможет быстро набрать скорость процесс национальной и наднациональной гомогенизации. Грамши (Gramsci) стал бы говорить о гегемонии. А американская гегемония изо дня в день корежится в Ираке. Европа с правящими в ней политиками должного уровня могла бы выступить с серьезным контрпредложением в плане гегемонии. Это можно сделать, наладив диалог с Россией, Китаем, Ближним Востоком.

Кроме того можно будет обратиться и к латиноамериканскому блоку, но не в такой хищнической и заговорщической манере, как это делал, к примеру, Хосе Мария Аснар (Jose Maria Aznar).

Разумеется, это можно сделать. И полностью изменить законы международной торговли. Первые проблески уже видны и некоторые двери уже открываются. Необходимо в срочном порядке разработать стратегию сближения с Россией: проведение открытой визовой политики, культурные связи, экономическое и военное сотрудничество; это должна быть широкомасштабная операция по отвоеванию. Но необходимо понимать, что это будет продолжительная и серьезная борьба, и ближайшие годы сыграют решающую роль.

Неудачный государственный переворот в Венесуэле оказался одним из тех элементов, которые ускорили войну в Ираке. В настоящий момент и, несмотря на тот упорствующий экстремизм, с которым ведется иракская кампания, сложившаяся картина эволюционирует. На это указывают некоторые дипломатические моменты, как, например, медовый месяц между Египтом и Китаем или, несмотря на военную катастрофу, тесные контакты с историческими союзниками на Ближнем Востоке, в Саудовской Аравии, том же Египте.

В планах неоконсов - уничтожить миропорядок умеренных арабских стран с целью преобразовать их в американские колонии. Умеренные страны больше не нужны, теперь они должны стать не больше чем вассалами. Таким образом, после переизбрания Буша - здесь мои опасения сбылись - эти режимы, в первую очередь я говорю о Египте и Саудовской Аравии, будут уничтожены. Различными способами. Первый удар придется по Ирану, который стал сценарием наиболее важной игры и, возможно, будущей войны.

А когда Иран будет уничтожен, и Израиль займет весь западный берег Иордана и окончательно ликвидирует палестинское государство, тогда можно будет расправиться с правящей в Иордании династией хашимитов, избавиться от саудовских монархов и от Хосни Мубарака (Hosni Moubarak) в Египте. Это не мои пророчества: именно к этому стремятся такие персонажи, как Майкл Лиден (Michael Leeden) и Пол Вулфовиц (Paul Wolfowitz). И они уже начали иракскую войну, являющуюся составной частью их планов.

Проект ’Новый американский век’ был подписан Ричардом Перлом (Richard Perle), Диком Чейни (Dick Cheney), Дональдом Рамсфелдом, его заместителем Полом Вулфовицем, руководителем аппарата Чейни Льюисом Либби (Lewis Libby), бывшим министром в правительстве Рейгана (Reagan) Уильямом Беннеттом (William Bennett) и послом Буша в Афганистане Залмаем Халилзадом (Zalmay Khalilzad).